Frankfurter Allgemeine Zeitung 14.04.2003
Германо-российский диалог – разногласия нежелательны
Тот, кто четыре года назад во время войны в Косово посещал какой-нибудь российско-германский форум, становился свидетелем ожесточенной конфронтации. С одной стороны немцы, которые были за авиационные удары по Югославии, с другой стороны русские, которые столь же единодушно им противостояли. Немцы считали войну защитой элементарных прав человека и борьбой с преступным режимом, русские видели в ней агрессию против югославского народа. Обычные для таких мероприятий заверения в примирении и партнерстве звучали как надоевший ритуал, между немцами и русскими в вопросах войны и мира существовали противоречия, казавшиеся неодолимыми. Во время «Петербургского диалога», который проходил с четверга по субботу на родине российского президента Путина, ничего подобного не наблюдалось. Напротив, между русскими и подавляющим большинством немецких участников существовало согласие по поводу войны в Ираке. Согласие настолько полное, что о нем мало говорилось – предмета для дискуссии просто не было.
Означает ли это единство в неприятии войны в Ираке, что русские и немцы сблизились, что они лучше понимают друг друга, нежели 4 года назад? Федеральный канцлер Шредер заявил в Петербурге, что российско-германские отношения так хороши, как ни разу за прошлое столетие. Вместе с российским президентом Путиным они похвалили многочисленные контакты между двумя странами, способствующие взаимопониманию. В отличие от времен войны в Косово, эти заверения звучали более обоснованными – и все же эта риторика кажется еще более пустой и оторванной от реальности нежели тогда, поскольку единство основано на молчании. Такие вопросы, как война в Чечне или трофейное искусство, в которых возможны споры, на пленарном заседании «Петербургского диалога» не упоминались.
В неформальных разговорах во время кофе-брейков и вечерних приемов, частью и на заседаниях рабочих групп стало ясно, что сближение в реальности небольшое, даже по вопросу войны в Ираке. Даже если обе стороны выдвигают на первый план страдания мирного иракского населения и обеспокоенность по поводу миропорядка, в реальности речь идет о другом. Одни беспокоятся за величие, мощь и влияние своей страны, другие – за свой собственный, не нарушаемый глобальными проблемами мир. Если речь заходила о страданиях населения в Чечне, достичь взаимопонимания было труднее. С российской стороны было мало противников этой войны, поскольку участников тщательно отбирали.
Интересные моменты возникали, когда противоречия выходили на поверхность – не только в содержательных вопросах, но и в манере обсуждать темы. В эти моменты становились видны также различия внутри российской и германской делегаций. Это позволяет бросить взгляд вовнутрь гражданского общества, пусть даже и получается лишь моментальный снимок. Но для этих открытых споров на «Петербургском диалоге» мало места. В конце концов, есть четкая задача. Отдельные рабочие группы по проблемам политики, культуры, науки, экономики и СМИ должны выработать рекомендации и предложения по проектам, призванным служить интенсификации германо-российского диалога. Эти предложения должны лечь на стол Шредеру и Путину. Чтобы их сформулировать, нужно искать компромиссные варианты. Примиряющие обе позиции, или просто исключить противоречия. Диалог в этом контексте – не нейтральное обозначение открытой и честной дискуссии, а синоним согласия.
Идея форума, на котором в течение нескольких дней русские и немцы из различных сфер встречаются для тематических дискуссий, неплоха. Такие встречи действительно могут способствовать лучшему взаимопониманию. Связь с переговорами германского федерального канцлера и российского президента тоже неплоха, это привлекает больше внимания общественности. Ошибка всей конструкции – то, что «Петербургский диалог» затянут в тот же дипломатический корсет, в котором проходят встречи обоих государственных деятелей.